Марианна Тарасенко, впервые опубликовано на Gramota.ru
На вопрос «как в Эстонии обстоят дела с русским языком?» можно либо не отвечать вообще, либо отвечать до бесконечности. Ситуация такая, что ответить «никак» очень бы хотелось, поскольку это все же подразумевало бы некоторую относительно здоровую стабильность, но, к сожалению, то, что происходит, больше тяготеет к определениям порядка «как-то» и «кое-как». Судите сами.
Первая проблема — общая для всего постсоветского пространства, в которую входит и сама Россия: лучшие образцы того, как говорить не следует, мы черпаем все-таки из российских телевизионных программ и не менее телевизионной рекламы. Как умеем, вносим и свою лепту. Пишущие журналисты (это не говоря уже о том, что далеко не все из них умеют писать без ошибок), например, никак не могут уловить тонкого различия между «власть имущими» и «властями предержащими», но термины эти любят за красоту и активно используют в письменной речи. Обычно невпопад и с традиционной ошибкой. Радиожурналисты все никак не научатся склонять числительные и правильно ставить ударения в словах. Помимо этого, нередко радуют слушателей неологизмами. Последний из них, услышанный автором данного материала — «пианизм».
Но это резвятся сами так называемые «русскоязычные». А в Эстонии, как вам известно, живут еще и эстонцы, и государственный язык у нас — эстонский. А из этого, в частности, следует, что на товарах в магазинах обязательно должны быть этикетки на эстонском языке, и вся рекламная продукция — тоже выпускаться на нем же. Перевод на русский, слава богу, не запрещен, но особо и не приветствуется. Но одно дело — политика, и совсем другое — рынок, поэтому предприниматели стараются много чего на русский перевести, но чаще всего на выходе мы имеем нечто странное.
Регулярно мы вытаскиваем из своих почтовых ящиков красочные рекламные буклеты, а в них… И чего только нам ни предлагают купить! Это и «каструля с рукояткой», и «туш для ресниц», и «пена для волос вдобавок», и «отрезки мебельного замша», и «греватель», и «кожанный ремень с двойными штрипками» — и все по «дружеским» или «дружелюбным» ценам. Дело в том, что в пылу борьбы за кошельки «русскоязычного» покупателя, приходится хоть на чем-то экономить. Экономят, естественно, на переводчиках и стараются сами: уборщица тетя Кюлли переводит на основании того, что когда-то, на заре туманной юности, издалека видела заезжего русского барина, а сторож дядя Сулев — на основании того, что его отец, еще перед первой германской, служил в русской армии. Все довольны.
Из последних сил стараются и переводчики из числа так называемых профессионалов. Часть из них прославилась еще при советской власти: эстонские авторы были не в состоянии в полной мере прочувствовать, в какую тарабарщину превращается их произведение в переводе на русский, а русские читатели списывали загогулины перевода на странности эстонского менталитета. Таким образом переводчики оставались в живых и многие из них чувствуют себя прекрасно и по сей день.
В Эстонии нередко встречаются люди, совершенно свободно владеющие обоими языками: это дети из смешанных семей, потомки сибирских эстонцев, люди одной национальности, в детстве по каким-то причинам попавшие в иную языковую среду. Но всем прекрасно известно, что знать языки и уметь переводить — это все-таки разные вещи. Для перевода нужен особый талант и немалый опыт. Кроме того, многие пытаются переводить именно на тот язык, который они знают чуточку хуже, а кто-то берет на себя смелость «служить мостом между культурами», не зная ни одного языка толком. Таким образом, мы периодически обогащаемся словами и выражениями типа «клятвоотступник», «запершило в глазах» и «укромное желание»…
Полный текст читайте на сайте «Русский язык в мире»
Ваш комментарий будет первым