Известно, что в русском языке существует вариативность в прочтении звука [э] в словах, заимствованных из европейских языков. В одних согласный перед [э] читается твёрдо, как это принято в европейских языках — первоисточниках этих слов: кафе, кабаре, термос, тест, компьютер, Интернет (в некоторых даже орфографически пишется буква «э»: баррэ, мэр, мэтр, сакэ). В других согласный перед [э] читается мягко, как принято в русском языке: метеор, резон, ремарка, термин, Мерседес. Такая вариативность создаёт немало трудностей для носителей языка (как правильно сказать?) и вынуждает часто заглядывать в орфоэпические словари за правильным произношением слова.
Одним из решением данной проблемы могло бы явиться орфографическое закрепление буквы «э» за всеми заимствованиями, где согласный перед звуком [э] читается твёрдо: кафэ, кабарэ, тэрмос, тэст, компьютэр, интэрнэт и т. п. Такую систему под названием «э-орфография» предлагает в своём блоге новгородский лингвист Максим Шарапов.
Однако нужно ли такое закрепление? Ведь твёрдое или мягкое произношение согласного перед [э], по сути, является показателем степени освоенности данных слов в русском языке. В менее освоенных русским языком словах перед [э] произносится твёрдый согласный, в уже «обжившихся» в русском языке — мягкий. Так должно быть по логике. Если дальше следовать этой логике, то рано или поздно все заимствованные слова с твёрдым согласным перед [э] (возможно, за исключением сугубо научных терминов) должны в конце концов принять произношение на русский манер и произноситься с мягким согласным. Так происходит сейчас со словами термин, термический, энергия и многими другими.
Но почему тогда такие уже привычные для русского языка слова, как кафе, тест или компьютер, всё ещё произносятся с твёрдым согласным перед [э]? Вот какой возможный ответ на этот вопрос даёт Лев Успенский в книге «Слово о словах» (Лениздат, 1962):
«В дореволюционные времена [ произношение «э»] считалось признаком образованности, хорошего воспитания, культурного лоска. «Електричество» вместо «электричество», «екзамен», «екипаж» произносили простолюдины. Это забавно отразилось в творчестве одного из поэтов того времени, [петербуржца] Игоря Северянина: в погоне за «светским тоном» своих стихов он простодушно нанизывал слова, содержащие «э» («Элегантная коляска в электрическом биеньи эластично шелестела…») или даже заменял букву «е» буквой «э» «просто для шика»: «Шоффэр, на Острова!»
Во многом поэтому непременное «э» характерно для речи старопетербуржцев, а также и перенявших эту манеру москвичей: сэм/семь, крэм/крем, фанэра/фанера… Любопытно, что в своём естественном состоянии (то есть без вмешательства сословно-статусного фактора) русский язык быстро русифицирует заимствования — пионэр/пионер, брэнд/бренд, рэкет/рекет, — однако в некоторых случаях за сохранение элитарно-столичного «э», несмотря на влияние радио и телевидения, происходят затяжные бои, растягивающиеся на многие десятилетия — рэльсы/рельсы, шинэль/шинель, музэй/музей, слэнг/сленг, энэргия/энергия.
Так что, может быть, надо ратовать не за «э»-орфографию, а наоборот — за произнесение заимствованных слов, пишущихся через «е», с мягким согласным перед ним на русский манер. Ведь и сейчас не-филологи старшего поколения говорят «интер[н'э]т», «компью[т'э]р» — возможно, нарочито, отражая исконно русскую произносительную норму. Поэтому, возможно, было бы целесообразным в новых орфоэпических и толковых словарях пропагандировать произношения компью[т’э]р, Интер[н'э]т, [т’э]ст (экзотизмы типа мэр, пэр, сэр, мэтр, сакэ вполне можно оставить с [э]) — иначе говоря, осуществить языковое строительство и языковую политику защиты исконных произносительных норм русского языка. Как поёт Андрей Макаревич, «не стоит прогибаться под изменчивый мир — пусть лучше он прогнётся под нас».
Update: Тема данной и нескольких других острых проблем орфографии и орфоэпии современного русского языка получила обсуждение в комментариях к одной из записей блога Максима Шарапова.
Ваш комментарий будет первым