В современном литературном русском языке существует серьезная проблема, с которой все мы постоянно сталкиваемся. При обращении к незнакомому человеку бывает очень трудно подобрать вежливое нейтральное слово.
Эмоционально окрашенных обращений немало. Достаточно сказать, что в некоторых ситуациях не только междометие «Эй!», но даже простое «Э-э-э!» для оклика вполне уместно. «Эй, берегись!» — крикнем мы, не церемонясь, чтобы предупредить о внезапной опасности. Но как быть, если у прохожего нужно всего лишь спросить, как пройти к ближайшей станции метро или который час?
Проще всего, если это ребенок. Слова «мальчик», «девочка» и даже «детка» ухо не режут. А вот обращение к взрослым по половому признаку («мужчина», «женщина») языковеды совершенно справедливо считают некорректным. Немногим лучше широко распространенное «девушка». Так ведь и пожилых продавщиц подзывают. «Сударь», «сударыня», а тем более «дама» звучат претенциозно. «Господин» и «госпожа» — слишком официально.
Вот и получается, что предпочтительнее всего такие формулы вежливости, как «будьте любезны», «будьте добры», «извините», «простите». При этом в конструкции типа «Простите, а вы не подскажете…» у слова «простите» стирается его смысл. На первое место выходит коммуникативная функция, желание привлечь внимание. Впрочем, утверждает директор Института лингвистики РГГУ Максим Кронгауз, содержание слова «простите», в таком контексте утрачивается не полностью. Максим Кронгауз считает, что в этом случае обращающийся человек, пусть формально, просит прощения за беспокойство, причиненное просьбой: «Мы обращаемся к кому-то и тем самым вовлекаем его в действие, которое, может быть, ему неинтересно, неприятно. Вот эта форма «простите» — это, действительно, просьба о прощении за причиненное беспокойство. Так что, я думаю, что в форме «простите» нет ничего плохого».
«Вообще ситуация с обращениями в русском языке чрезвычайно интересная, и не только в русском, — продолжает свой рассказ Максим Кронгауз. — Обращение — очень чувствительная область языка, которая в очень большой мере подвержена внешнему влиянию. Известны случаи, когда власть просто декретами отменяла обращения и вводила новые. В свое время так поступил французский Конвент после революции, введя декретом обращение «гражданин», «гражданка». Примерно то же самое, пусть не декретом, но фактически также жестко, произошло и после Октябрьской революции, когда на смену «сударю» и «сударыне», «господину» и «госпоже» пришло слово «товарищ», которое отличалось довольно сильно. Прежде всего, оно снимало различия по полу, потому что «товарищ» обращались независимо оттого, собеседником был мужчина или женщина. Второе, оно снимало все различия по социальному статусу. Обращение «сударь» и «сударыня», «господин» и «госпожа» подразумевало довольно высокий статус собеседника. К человеку с низким статусом нельзя было обратиться «сударь», «сударыня». «Товарищ» этот статус сильно понижало. Словом «товарищ» можно обратиться к любому человеку. В каком-то смысле оно отражало демократичность, устранение всех различий, в том числе и гендерных, и половых, и социальных. Но после Перестройки слово «товарищ» фактически выпало из языка, оставшись только в речи Коммунистической партии, по идеологическим причинам. Потому что все-таки «товарищ» и в советскую эпоху осознавалось именно как советское слово. Именно поэтому после Перестройки оно фактически ушло как нейтральное из языка, а для многих советских граждан оно все-таки было нейтральным, хотя здесь надо подчеркнуть, что не для всех. Вот этот идеологический советский привкус оставался. А слово «господин», которое сейчас иногда используется в прессе, в официальных письмах, не стало тем дореволюционным «господином». Вы абсолютно правы, сказав, что оно никак не может войти в язык в качестве нейтрального обращения, думаю, что и не войдет. Оно сегодня, скорее всего, воспринимается, как отчуждающее. Если к человеку обращаются «господин Иванов» (по фамилии), то скорее его держат на дистанции. Нормальное нейтральное обращение по-русски это, конечно, имя и отчество, или имя в той ситуации, где отчества сдали свои позиции. Так что, «господин» никак не может считаться тем прежним, и никак не соответствует нейтральному обращению современных европейских языков, таким как французское «месье», английское «мистер». Это, конечно, причиняет огромное неудобство иностранцам, но не русским».
«В русском языке громадное количество не нейтральных, а эмоциональных обращений, — говорит Максим Кронгауз. — Русский язык не единственный в этом смысле, но далеко не во всех языках термин родства можно использовать по отношению к незнакомому человеку. А в русском это немножко фамильярное, немножко просторечное, но теплое обращение: «отец», «мать» — к незнакомым мужчине или женщине, или «батя», «сынок», «браток», «братец» и так далее. Вот весь спектр терминов родства по отношению к незнакомым людям. Фактически можно сказать, что это такая своеобразная метафора семьи на все человеческое общество — довольно теплое, хотя, конечно, это существует, прежде всего, в просторечии. Не каждый человек обратится даже в общественном транспорте к немолодой женщине «мать». Обращение «бабушка» более нейтральное. «Бабушка» и «дедушка» более нейтральное, тоже ласковое. Изначально они выражали степень родства, а потом это стерлось, также как абсолютно стерлись в терминах родства «тетя» и «дядя». «Тетя» и «дядя» — ребенок может обратиться к чужому человеку. Иногда стираются очень важные признаки. Например, мне попалось у Чехова обращение «матушка» в речи одного мужчины по отношению к другому мужчине. Стерлось все, даже пол — осталась только ласковость. Характерно, что говорящий — врач по профессии, для которого такое ласковое отношение к другому мужчине, как к пациенту. Стирается все содержание слова, которое присутствует в термине родства изначально, остается только вот эта близость человеческих отношений».
На заре советской власти русскому языку была нанесена тяжелая травма, от которой он до сих пор не оправился. Насильственным образом из лексики изъяли общепринятые и привычные обращения. А ведь какая стройная и гибкая система существовала! Все нюансы человеческого общения отражала: от строгого «милостивый государь» до душевного «сударь мой» и панибратского «господин хороший». Примечательно, что уцелела только низовая, простонародная традиция, о которой говорил Максим Кронгауз. Органичная для деревенской речи манера обращений в терминах родства распространилась и на другие слои населения. Нужно же было чем-то заполнить возникший вакуум. А слова «товарищ» и «гражданин» подходили далеко не всем и не всегда.
Лиля Пальвелева
Радио Свобода
комментария 2