Топонимы экс-СССР

Прямой эфир Радио Свобода.

Лиля Пальвелева: Русский язык живет и развивается по своим собственным законам. Он ведь «великий и могучий» — это соображение давно стало общим местом в лингвистике. Но не бывает правил без исключений. Топонимы, к примеру, куда как часто меняются благодаря стороннему вмешательству.

Нет смысла перечислять, какие города (а также поселки, деревни и улицы) переименовывались в течение последних лет ста. Это слишком длинный список. Но вот загадка: одни названия менялись, да не по одному разу, а другие оставались прежними. Уцелело же старинное слово «Москва»! И на названия рек (это самые древние из топонимов) тоже никто никогда не покушался.

Не успела закончиться последняя волна переименований, связанная с возвращением исторических названий, как возникло новое явление. Все реже услышишь «Татария», «Башкирия», «Киргизия». Почти анахронизмом уже кажется «Туркмения». Как относиться к таким переменам?

Правильно ли говорить «Татарстан», «Башкортостан», «Киргизстан», «Туркменистан»? Вот как отвечает на эти вопросы Максим Кронгауз, директор Института лингвистики РГГУ.

Максим Кронгауз: Что касается этой чехарды с названиями, то здесь мы скорее имеем дело с политической конъюнктурой, а не с какими-то интересными языковыми процессами. Иногда эта политическая конъюнктура идет вразрез с естественным развитием языка и иногда даже отторгается. Приведу несколько примеров таких изменений. Некоторые из них сохранились, некоторые не были приняты языком. Вначале Киргизия изменила название на «Кыргызстан».

Лиля Пальвелева: Но и до сих пор так. Вчера в одном политическом журнале я нашла именно такое словоупотребление — «Кыргызстан».

Максим Кронгауз: Да, это было официальное требование со стороны киргизских властей, притом, что, конечно, для русского языка крайне не характерно такое сочетание «кы», «гы». В нормальной речи вы такого произнесения не услышите. Если и говорят, то скорее «Киргизстан», сохраняя более привычное «ки» и «ги».

Лиля Пальвелева: Но все-таки не «Киргизия»?

Максим Кронгауз: Да, здесь пошли навстречу политическим желаниям союзных стран.

Лиля Пальвелева: А почему стали настаивать эти страны именно на таком произнесении? Вот эта часть слова «стан», что она означает?

Максим Кронгауз: Это просто страна, в данном случае.

Лиля Пальвелева: Это на тюркских языках означает «страна»?

Максим Кронгауз: Да. Это попытка, я сейчас, может быть, использую окрашенное слово, навязать свое название другому языку, что совершенно необязательно, потому что в русском языке есть свои традиции.

Я приведу еще один пример таких политических отношений с более далекими странами. В свое время изменили название африканские государства. Берег Слоновой Кости стал называться Кот-Д'Ивуар, а острова Зеленого мыса стали называться Кабо-Верде. На самом деле Кабо-Верде и означает острова Зеленого мыса по-португальски, а Кот-Д'Ивуар означает Берег Слоновой Кости по-французски. Раньше на все языки названия этих стран переводились, а политическое требование руководства этих стран заключалось в том, чтобы сохранять французскую и португальскую форму. Здесь просто попытка навязать всем языкам, в данном случае удачная попытка, свое национальное название.

Есть более смешные вещи. Сразу после перестройки наши власти перешли на официальное написание столицы Эстонии с двумя «нн» — Таллинн, при том, что название города закрепилось в русском языке с одним «н». Это соответствовало тем правилам передачи названий, которые были в русском языке — удвоенные согласные на конце в именах и названиях сокращались до одной. Есть традиция языковая, и никакого политического аспекта, оттенка — ни позитивного, ни негативного — здесь нет. Поэтому эта традиция так и не прижилась, и сейчас Таллин пишут с одним «н», хотя возможны и колебания. Такое политическое вмешательство в нашу жизнь часто приводит скорее к путанице, а не к каким-то положительным изменениям. Еще раз говорю, с языком, с лингвистикой здесь ничего общего нет. Это политическая воля одного государства, и иногда безволие другого государства, готового принять все, что угодно ради хороших отношений.

Лиля Пальвелева: При том, что язык — это такая самоорганизующаяся стихия, при наличии электронных средств массовой информации эти чуждые для русского языка формы все равно приживаются.

Максим Кронгауз: Да, приживаются, поскольку ухо привыкает к этому. Еще один пример. Здесь речь идет не о названии страны, а о названии некоторой области. В русском языке существовало слово «Прибалтика», к которому мы привыкли. Еще раз говорю, ничего унизительного в этом слове не было.

Лиля Пальвелева: Хорошее слово с прозрачной этимологией.

Максим Кронгауз: Да, да и построенное по законам русского языка — Приморье, Приамурье. Приставка «при» означает область рядом с чем-то. Понятно, что Балтика — Балтийское море. Поэтому здесь жест наших соседей был не очень понятен. Почему эта область должна называться Балтией? Но, тем не менее, слово «Балтия» вошло в официальный язык. В быту сейчас существует наравне.

Лиля Пальвелева: Как относиться к слову «Молдова»?

Максим Кронгауз: Точно так же. Более привычному и традиционному слову русского языка «Молдавия»; противопоставляется слово из молдавского (теперь говорят даже румынского) языка. Но еще раз говорю, что здесь речь идет о политической конъюнктуре, потому что когда отношения устойчивые, страны не требуют изменения своего названия. Германия не требует от нас, чтобы мы ее называли «Дойчлянд», и так далее.

Лиля Пальвелева: Если говорить не о политике, грамотно ли это?

Максим Кронгауз: Грамотность — вещь условная. В пределах даже одной человеческой жизни меняются правила. Словари сопротивляются, они более консервативны, чем живая речь, но постепенно признают существующее положение дел. Поэтому, безусловно, нормы меняются. Здесь же в топонимах мы вынуждены следовать некоторым официальным предписаниям, особенно если речь идет о государствах. Поэтому сказать, что «Молдова» неграмотно, я не могу. Я могу сказать, что это непривычно, не очень понимаю, зачем это надо менять, потому что ведь мы должны менять название страны или название города, если произошло реальное переименование. Но то, о чем мы с вами говорим, это не реальное переименование. Это навязывание некоторой формы, прежде всего, фонетической, другому языку. Мне кажется, важнее сохранять свои традиции. Но сказать, что это грамотно, а это не грамотно, я не могу.

Лиля Пальвелева: Теперь то, что интригует больше всего. Вместо «поехать на Украину» все чаще и чаще мы слышим «поехать в Украину». Допустимо ли это?

Максим Кронгауз: Здесь опять пример продолжающий этот ряд. Конечно, грамотно говорить по-русски «на Украину» и «на Украине». Слово существует в русском языке очень давно. Падеж, который мы выбираем, и предлог — это сочетание сложилось очень давно. И это правильное употребление. Изменения, о которых вы говорите, то есть замена предлога «на» на предлог «в» связана с давлением со стороны наших украинских соседей. Мотивация такая — Украина самостоятельная страна, следовательно, мы должны говорить «в», поскольку так мы говорим о подавляющем большинстве стран. Но в любом правиле могут существовать исключения. Это было исключение, обоснованное этимологией происхождения слова «Украина». «Украина» по происхождению соответствует русскому «окраина». Естественно, мы говорим «на окраине». Так сложилось в течение многих веков. Я бы считал по-прежнему, что остается грамотным и правильным сочетание с предлогом «на».

Лиля Пальвелева: Подчеркивает Максим Кронгауз.

Эфир Радио Свобода